Очень многие видят (в том числе – в тексте) лишь то, что могут увидеть. Несмотря на то, что сама статья – о возможности раскаяния нации, для меня интересен вопрос о раскаянии на примере отдельного человека, гражданина. Возможна ли прямая аналогия действий при этом? Допустим, мы возьмем вместо многолетней истории взаимоотношений между несколькими странами (которая, как водится, изобилует как успешными сделками и взаимопомощью, так и конфликтами) – пример взаимоотношений между отдельным человеком в рамках его семьи. Допустим, что в результате стечения обстоятельств и вовремя не налаженной связи (отсутствие информированности зачастую приводит к конфликтам не меньшим, чем дезинформация) отношения зашли в тупик, когда всякий себя считает обиженным, не желающим идти на компромисс и ищет упущенной выгоды. Не имеет значения, кому первому в голову придет светлая мысль о раскаянии в поведении, которое привело к затяжному конфликту; важно лишь то, что она придет. Это – зерно для начала нового этапа общения. Что может оказаться следующим шагом? Вероятно, восстановление канала связи – когда без угроз и жалоб один другому рассказывает о текущих трудностях и целях; быть может, об отсутствии желаний (то есть, об отстутствии вектора для развития), что само по себе является проблемой. Достаточно ли одного этого шага, чтобы считать достигнутым новый уровень в отношениях? Ведь у первого человека – свои представления о материальном достатке, о том, как тратить свое свободное время; о вопросах религии, воспитания, отношения к старшим поколениям; а у другого человека эти представления иные, и если даже речь о брате и сестре, одинаково воспитанными, то на сегодня их пути в карьере, в создании собственных семей, ежедневных привычках кардинально различны. Точно так же, полагаю, и в разных странах (пусть даже граничащих между собой, а тем паче – находящихся на большом удалении): разные традиции, различный жизненный уклад можно уважать, и только. Проблемы начинаются с момента, когда один начинает навязывать другому свои правила, свои цели, понуждает к спору и конфликтам (прежде всего, имущественным – ибо какой бы религией не прикрывались люди, раздоры возникают из-за вполне банальных вещей, а не бесплотных идей). По Солженицыну, выходит, что стоит лишь признать свои ошибки – колкости, невнимание, претензии, обиды, попытки навязать другому свой устав – и по взаимному раскаянию воцарится мир. Боюсь, что в этом он идеалист. Людям жизненно необходимо быть правыми, так, чтобы они сами и окружающие признавали их таковыми в спорах. Следовательно, раскаяться – означает в их глазах поражение, сдачу позиций, что обесценивает их агрессивные прошлые действия. Такое раскаяние невозможно доподлинно и навечно – всегда есть соблазн реванша, ведь в этом состоит закон эволюции, которой все равно, кто из двоих спорщиков победит, лишь бы не погибли оба одновременно. Такого реванша после Первой мировой войны жаждала Германия – и развязала Вторую мировую (впрочем, она же после окончания выбрала наисложнейший путь развенчания нацизма). Такой реванш пытается организовать Россия в 21 веке – в виде аннексии Крыма, за что внутри страны ее небезосновательно считают достойной продолжательницей имперских традиций, а за рубежом – агрессивным варваром. Предлагая моральные самоограничения (ведущие в итоге к ограничениям вполне материального толка – пост, подаяние, целомудрие, нестяжательство), Солженицын также неотступно и последовательно верит в утопию, которая мне представляется очень христианской. Ведь именно в рамках этой религии заложено зерно якобы возвышающего мученичества (которое, как известно, обещает воздание на том свете). Сознательно или нет, не захотел он увидеть, что своим последователям среди мирян христианство предлагало одно, а священникам – совершенно иное (старообрядцы пытались в свое время призвать церковь отказаться от землевладения, торговли предметами культа и собственными крепостными крестьянами, но проиграли). Это вполне логичный баланс – полный отказ от собственности, от сиюминутных и долгосрочных желаний привел бы к коллапсу экономики. Следовательно, в силу разности характеров, привычек и ряда обстоятельств люди самоорганизуются: большинство выбирает несвободу (то есть, как раз самоограничения!) в форме наемного труда, уплаты налогов, следования обрядам и традициям (пусть и противоречивым, однако упорядоченным), а меньшинство – функции управления вышеназванным большинством или самоуправления, с сопутствующими бонусами в виде сверхприбыли, вычурной морали (по отношению к морали большинства – вывернутой наизнанку: «что позволено Юпитеру, не позволено быку») и т.д. Так спрашивается: как возможно всеобщее раскаяние и всеобщее самоограничение, желаемое Солженицыным, если каждый элемент в системе человеческого мироустройства и так движется по оптимальной для него орбите?! Да, возможны локальные изменения – как смена агрегатных состояний воды: в зависимости от внешних условий, она предстает то паром, то льдом, то жидкостью. Но формула воды от этого не меняется. Жаль, что не написал Александр Исаевич продолжения статьи. Если уж в 1973м он сокрушался – дескать, человеческий эгоизм саморазрушителен, истощение ресурсов без политики умеренного самоограничения неизбежно, военные конфликты, как и в 20 веке, поражают регулярностью и жестокостью; то чтобы он сказал о событиях в Афганистане и Чечне, о войне на Донбассе и участии российских войск в сирийских операциях? Как высоконравственный человек, не могу не присоединиться к его желанию – жить не по лжи, а значит – быть откровенным прежде всего перед собой, ценой беспристрастного самоанализа. Смею провести параллель: почему один человек (или государство, нация) стремится делать военную карьеру – а другой ищет развития в художественном или научном плане? Потому что в душе первого и во всем характере жизни, предшествующей войне, были заложены зерна агрессии. Остается только найти повод дать им вырасти. Что же до второго, то опять же – согласно своему воспитанию и характеру, примерам, взлелеянным в душе, не могло из рук его выйти иного, кроме открытий, приносящих пользу, или вдохновляющих и возвышающих произведений искусства. Как реалист, предлагаю признать: таковая человеческая природа – быть разными, причем настолько, что, даже находясь по разную сторону баррикад, одни не могут существовать без других. |