По вечерам Ежик ходил к Медвежонку в гости. Они усаживались на бревнышке и, прихлебывая чай, смотрели на звездное небо. Оно висело над крышей — прямо за печной трубой. Справа от трубы были звезды Медвежонка, а слева — Ежика... Ежик сначала шел по полю, потом вошел в лес, а когда вышел на опушку, за ним уже тихонько крался Филин. Но Ежик и не подозревал об этом. Он шел, задрав мордочку к небу, заложив лапки с узелком за спину, и вдруг остановился так неожиданно, что Филин чуть не налетел на него. “Звезда!”—подумал Ежик о звезде в небе. И удивленно поглядел на звезду, словно впервые ее увидел. “И в луже звезда”, - продолжал размышлять Ежик. И Филин, вслед за ним, подошел к луже, но ничего, кроме себя, Филина, не увидел и, рассердившись, взбудоражил своей мохнатой лапой воду. А Ежик уже глядел в темный старый колодец,— нет ли и там звезды? — Угу! — сказал Ежик. — У-гу-у!..— загудел старый колодец. Ежик послушал, спрыгнул на землю и снова, словно бросил камень, угукнул: “У-гу” А на покосившийся колодезный сруб тут же взгромоздился и Филин. Угу!—закричал он. И тут они заухали, прислушиваясь друг к Другу,—Филин и старый колодец. А Ежик со своим узелком тем временем шагал себе дальше, как бы беседуя вслух c Медвежонком: —... А он мне скажет... а он мне скажет: Вот и самовар простыл. Надо бы веточек подбросить этих... ну, как их... можжевеловых!” А я ему скажу... а я ему скажу... а я ему скажу... И вдруг застыл: прямо перед ним из тумана выплыла Лошадь, совершенно белая. А интересно,— подумал Ежик,— если белая лошадь ляжет спать, она не захлебнется в белом тумане?” И он начал медленно спускаться с горки, чтобы попасть в туман и посмотреть, как там внутри. “Вот. Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь!” — позвал он. Но Лошадь ничего не ответила. И тут на Ежика, шурша и осыпаясь, обрушилась тишина. Это был всего-навсего сухой лист, но Ежик так испугался, что обеими лапами закрыл глаза. А когда выглянул, из-под листа, таинственно покачивая своим домиком, медленно уплыла в туман улитка... Ежик осторожно приподнял сухой лист... А-ха, а-ха!” — вздымая боками и раздуваясь до неба, шумно задышал слон. Или это был не слон? Потому что через секунду уже никого не было. Ежик, ничего не понимая, аккуратно положил лист на место и на цыпочках, пятясь, ушел в туман... И сразу же из тумана выглянула большая добрая голова Лошади. Голова вкусно, по-лошадиному, пофыркивала и хрумтела травой. “Фр-р-р!..”—вздохнула Лошадь, и сухой лист, как живой, взметнулся и отполз в сторону. “Вз-з-з!”—зазвенело где-то вдали. “Вз-з-з!”—зазвенело у Ежика над головой. Это, криво свернув, метнулась в воздухе и пропала летучая мышь. Ежик даже не успел перепугаться, как зазвенели тихие колокольчики и над ним, будто тополиные листочки под ветром, засеребрилась легкая стайка ночных бабочек. “Хе-хе-хе-хе-хе!” — обрадовался Ежик и, представив себя ночной бабочкой, даже немножко поплясал в воздухе. И тут из тумана, словно из форточки, снова появился Филин. — Угу! У-гу-гу-гу-гу-гу!..—завопил он. “Псих”,—подумал Ежик. Он поднял сухую палку и, взяв ее наперевес, двинулся сквозь туман - Палка, как слепая, блуждала в тумане, пока не уперлась во что-то твердое. “Тук-тук-тук!” — постучал Ежик. Положил узелок и, перебирая по палке лапами, сначала нащупал, а потом разглядел перед собой дерево с огромным дуплом. - А-га! — как бы пробуя голос, осторожно выдохнул Ежик. — А-а-а!..—загудело дерево. Ежик попятился и вдруг вспомнил про узелок. Он метнулся назад, вернулся, бросился вперед, крутнулся на месте,— узелка не было... Ежик сорвал травинку, на которой сидел светлячок, и, высоко подняв ее над головой, словно свечу, наклоняясь и вглядываясь себе под ноги, побрел в тумане. Деревья, как мачты, тонули во мгле. Светлячок — маленький зеленый маяк — еле-еле теплясь, покачивался в тумане, освещая дорогу. Но тут и он упал в траву и погас. И вдруг: — Е-е-жи-и-и-к!..—будто с края земли донесся до Ежика родной крик Медвежонка. Ежик побежал на голос, но все закружилось у него в голове: ему показалось, что снова задышал слон, выплыла огромная, как слон, улитка, метнулась летучая мышь, зазвенели бабочки, обрушился лист, зафыркала лошадь, опять задышал слон... И сквозь все это — единственной реальностью — слышался далекий крик Медвежонка: “Е-е-ж-и-и-к!..” Ежик упал в траву и закрыл глаза. Но вот из тумана появилась Собака. Она жарко дышала, и пасть ее была, как пожар на снегу: красный язык, сахарные зубы! Ежик замер, а Собака его обнюхала с ног до головы, широко зевнула, лязгнув зубами, и убежала. Несколько мгновений Ежик не знал, что ему делать, но тут снова зашлепали по траве собачьи лапы и... Ежик вытянулся и застыл. ...А Собака сунула ему под мышку узелок и исчезла. — Е-е-жи-и-и-к!..— снова донесся издали крик. Медвежонка. — О-го-го-го-го! — рванулся на крик Ежик, но — бултых! — упал в воду. “Я в реке”,— сообразил Ежик и похолодел от страха. Когда он вынырнул, было по-прежнему темно, и Ежик даже не знал, где берег. “Пускай река сама несет меня!”—решил он. Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению. А где-то далеко в деревне играла балалайка. Высоко в небе холодно блестели звезды... и Ежику казалось, что его несет большущая река, а на самом деле это была маленькая узкая речушка, которая петляла, как заяц. Вот над Ежиком медленно проплыла голова Лошади... А река шуршала камышами, бурлила на перекатах... “Я совсем промок. Я скоро утону”,—думал Ежик. Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы. — Извините,— почти беззвучно спросил кто-то,— кто вы и как сюда попали? — Я — Ежик,— тоже еле слышно ответил Ежик.— Я упал в реку. — Тогда садитесь ко мне на спину,— тихонько проговорил кто-то.—Я отвезу вас на берег. Ежик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу. — Спасибо! — уже громче сказал он. — Не за что! — так же почти беззвучно промолвил кто-то, кого Ежик даже не видел, и пропал в волнах... ...Ночные бабочки бились о стекло керосиновой лампы. Ежик с узелком сидел на бревнышке и застывшим взглядом смотрел прямо перед собой. — Где же ты был? — плюхнувшись на бревно рядом с Ежиком и тяжело дыша, спросил Медвежонок.—Я звал, звал, а ты не откликался! Ежик ничего не ответил. Он только чуть скосил глаза в сторону Медвежонка... —...А я и самовар раздул, и веточек... этих... как их... — Можжевеловых! — подсказал Ежик. — Чтоб дымок пах! И креслице придвинул! Ведь кто же, кроме тебя, звезды-то считать будет?!. Вот, думаю, сейчас придешь, сядем... ...Медвежонок говорил, говорил, а Ежик думал: все-таки хорошо, что мы снова вместе. И еще Ежик думал о Лошади. Как она там, в тумане?.. |