
Наглая и стеснительная
Группа: Пользователи

Профиль
Отзывы: [+4 | -0 | 1056]

|
Что такое банальность? Это то, что ты только что понял, а остальным давно понятно. Очень неприятное чувство. Как будто приезжаешь в Австралию и в первый же день встречаешь в прерии неизвестное животное. «Да ведь это же кенгуру! — кричишь ты. — Братцы! Смотрите, кен-гу-ру!!!» А вокруг одни аборигены — они этих кенгуру с пеленок бумерангами по три штуки в день сшибают и жрут. Их от кенгуру уже тошнит, если честно, они бы не прочь скушать гамбургер или йогурт — но кроме мерзких кенгуру не водится в этой гребаной пустыне ничего! Аборигенам насрать на кенгуру и на тебя, ты со своими восторженными соплями банален дальше некуда.
Да, быть банальнам — это говорить давно всем известные вещи. Причем говорить их прямо, неприкрыто, как есть. Как все. Как проще всего. Маститые писатели как спасаются от банальности? Все они говорят ведь об одном и том же. Однако их писательский талант проявляется в том, что они очень красиво говорят, не впрямую. Это вот как стоит себе дерево: а его ведь можно по-разному нарисовать: можно в стиле «ясли-сад» — палка и три галки, можно в импрессионизме каком-нибудь, можно в абстракции. Человеку нравится, когда не впрямую. Человеку надоедают повторения.
Пять тысяч лет назад было хорошо. Когда кто-то первый додумался сказать: «Небо голубое!», все воскликнули: «Вау! Чувак, ты супер!» Когда через пять тысяч лет Вася Пупкин пишет в своем рассказе «небо голубое», его (Васю) хочется убить, но сначала помучить.
С одной стороны, Вася не виноват. Если бы он жил все эти пять тысяч лет, ему было бы непростительно. Но ведь он живет (по крайней мере помнит) — одну, первую свою жизнь. Ни одной книжки кроме «Интимной жизни земноводных» не читал. И имеет полное право сказать — впервые для СЕБЯ — «небо голубое»! Но... Давит на Васю опыт поколений. Нельзя этот опыт не учитывать, потому что все вокруг же, блин, такие умные: все давно прочитали то, первое, «небо голубое». Мало того, за пять тысяч лет столько народу сказало что небо, бл@ть, голубое, что эта фраза уже ничего кроме озверения у образованного человека не вызывает.
Так набирает цену небанальность. Люди ценят междустрочия, полунамеки, такие фразы, где читатель выступает соавтором с автором — и даже с самим мирозданием, потому что автор, он что, он лишь инструмент, натренировавший навыки словоиспользования. Людям нравится возможность домыслить, нравится богатство образов, которые возникают у них в ответ на фразу или слово — образов, которые в явном виде совершенно этой фразой или этим словом не подразумевались. «Небо голубое» чересчур однозначно. Оно не вызывает вопросов. Оно похоже на табличку в поликлинике: «Терапевт». Про небо вообще лучше ничего не писать, одно расстройство.
И мало того, что нельзя повторяться, потому что шутка, повторенная дважды, теряет смысл. Мало того, что надо избегать однозначности — надо ТАК избегать однозначности, чтобы это тоже не было повторением. Потому что ты не один такой умный: все уже давно избегают однозначности, умножая и без того вездесущие банальности. Лао Цзы вот весьма преуспел в этом. Нострадамус тоже. Но они — крайне замороченные были типы, лучше так свой мозг не насиловать. Лучше все ж таки быть хоть изредка понятным. То есть, можно, конечно, написать непонятно, но со смыслом — чтобы хотя бы кто-то очень-очень умный мог хлопнуть себя по лбу и сказать: «Мать моя! Вот это да!» Смысл — великая вещь: есть он есть, то будет чувствоваться — даже тем, кто не хлопнет и не скажет «мать моя», а скажет, к примеру «х@ня какая-то, но прикольно».
(с) кто-то очень оригинальный
|