“Здравствуй!
Маленькая язычница, мне казалось, что ты приедешь в карете, а ты трогала холодные ступени босыми ногами, и духи твои – роса? Я услышал тебя, хотя мой мир и враждебен тебе. Мой мир? Он скучен и сер, и крахмальный воротничок больно врезается в шею. Но участь графа, согласись, не самая худшая в этом мире, и поэтому я граф.
Да, забыл предварить свое послание важным, на мой взгляд, советом: никогда не делай категорических выводов, возлюби многоточие. Хотя, впрочем, все мы считаем, что прекрасно разбираемся в людях - тем они, скорые выводы, возведение случайной, возможно, детали в некий ранг, и опасны…
…Верю ли я в рок? Да, я верю в рок, маленькая язычница, как склонен верить во все мистическое. Это объяснить несложно – одним из самых величайших мучений (не единственным, впрочем), что я вынужден выносить в этом мире – есть постоянная, хроническая ностальгия по чуду, отсутствие чудес, и бога… и дьявола…
…Есть и другой мир, маленькая язычница. У меня в одной из задних комнат есть большой, громоздкий шкаф. Я иногда, без сожаления расставшись с сюртуком, цилиндром и штиблетами, сняв со стены гобелен и завернувшись в него, ухожу через скрипучие двери гулкой фанерной пустоты, - выхожу в исчезнувший город, на ощупь прокладываю себе дорогу, стараясь не натыкаться на невидимые фонари и деревья, и, наконец, выхожу к горизонту…
Вот он, мой мир! Мир грустный и веселый, мир ассоциативный… Мир рождественской сказки, лунного полета, здесь даже метлы не нужно, мир часто сюрреалистический, где одним из законов мышления является абсурд, мир, который…
И все-таки, это одинокий мир. Я не встречал в нем людей. Правда, я все-таки догадываюсь, что это не только мой мир. Изредка я встречал там, на песке, человеческие следы, иногда находил исписанные разной рукой обрывки бумаги, исповеди без начала, без конца, часто рифмованные…Кто эти люди? И когда они приходили сюда? Вернуться ли они, и где они сейчас?..
…Я плыву вниз по реке, у которой нет имени. Куда я плыву? Разве это имеет значение, особенно, когда можно направиться в любую сторону?
Мои длинные волосы спутаны ветром, гобелен – мой парус. Мимо плывут незнакомые берега, незнакомые цветы. Могу растянуться, подставив тело солнцу, и слушая в себе просто единственного на всей планете человека – это сладкое и грустное чувство, - могу опустить руку в быструю воду, которую слепит солнце… Роса? Слезы? Солнечные брызги в моей руке? Капли дождя? Водопроводная вода?
Это небо исцеляет все раны, это солнце делает прозрачным все маски… Все комплексы – на дне цилиндра, страх расползся по углам шкафа, здесь свобода, нагота тела и слова, и одиночество, заставляющее, мучительно щурясь, всматриваться в берега…
…Мерно журчащая вода баюкает меня…перо вываливается из рук… Я засыпаю…Храм, фрески…Река уносит мой плот все дальше и дальше…затерянный комок перепутанных снов...”
Александр Башлачев |