
Активный долгожитель
Группа: Гроссмейстеры

Профиль
Отзывы: Гроссмейстер обсуждений [+260 | -0 | 1519]

|
Я написала о любви и ненависти Уинсона, как я их понимаю. Скалозуб, почитай, думаю это послужит ответом на твой вопрос. О любви и ненависти Уилсона. Интересно понаблюдать развитие любовной линии книги. С чего всё начиналось? ...Девицу он часто встречал в коридорах. Как ее зовут, он не знал, зная только, что она работает в отделе литературы. Судя по тому, что иногда он видел ее с гаечным ключом и маслеными руками, она обслуживала одну из машин для сочинения романов. Она была веснушчатая, с густыми темными волосами, лет двадцати семи; держалась самоуверенно, двигалась по-спортивному стремительно. Узкий алый кушак - эмблема Молодежного антиполового союза, - туго обернутый несколько раз вокруг талии комбинезона, подчеркивал крутые бедра. Уинстон с первого взгляда невзлюбил ее. И знал за что. Вокруг нее витал дух хоккейных полей, холодных купаний, туристских вылазок и вообще правоверности. Он не любил почти всех женщин, в особенности молодых и хорошеньких. Именно женщины, и молодые в первую очередь, были самыми фанатичными приверженцами партии, глотателями лозунгов, добровольными шпионами и вынюхивателями ереси. А эта казалась ему даже опаснее других. Однажды она повстречалась ему в коридоре, взглянула искоса - будто пронзила взглядом, - и в душу ему вполз черный страх. У него даже мелькнуло подозрение, что она служит в полиции мыслей. Впрочем, это было маловероятно. Тем не менее всякий раз, когда она оказывалась рядом, Уинстон испытывал неловкое чувство, к которому примешивались и враждебность н страх...
...А иногда можно было, напрягшись, сознательно обратить свою ненависть на тот или иной предмет. Каким-то бешеным усилием воли, как отрываешь голову от подушки во время кошмара, Уинстон переключил ненависть с экранного лица иа темноволосую девицу позади. В воображении замелькали прекрасные отчетливые картины. Он забьет ее резиновой дубинкой. Голую привяжет к столбу, истычет стрелами, как святого Себастьяна. Изнасилует и в последних судорогах перережет глотку. И яснее, чем прежде,, он понял, за что ее ненавидит. За то, что молодая, красивая и бесполая; за то, что он хочет с ней спать и никогда этого не добьется; за то, что на нежной тонкой талии, будто созданной для того, чтобы ее обнимали,- не его рука, а этот алый кушак, воинствующий символ непорочности. Ненависть кончалась в судорогах...Начиналось всё с ненависти, которая – как выяснилось – являлась ничем иным, как простым потребительским желанием обладать и уверенностью в том, что он этого не сможет добиться. Вот за это и ненавидит – за то, что такая заманчивая конфетка, а у него эту конфетку отбирают. Потом был страх за свою жизнь и безопасность, и опять-таки желание убить девушку. Правда, если присмотреться повнимательнее, страх в большей степени отравляет жизнь именно Уинстону, прежде всего ему самому. ...Вдруг сердце у него екнуло от страха, живот схватило. В каких-нибудь десяти метрах - фигура в синем комбинезоне, идет к нему. Это была девица из отдела литературы, темноволосая. Уже смеркалось, но Уинстон узнал ее без труда. Она посмотрела ему прямо в глаза и быстро прошла дальше, как будто не заметила. Несколько секунд он не мог двинуться с места, словно отнялись ноги. Потом повернулся направо и с трудом пошел, не замечая, что идет не в ту сторону. Одно по крайней мере стало ясно. Сомнений быть не могло: девица за ним шпионит. Она выследила его - нельзя же поверить, что она по чистой случайности забрела в тот же вечер на ту же захудалую улочку в нескольких километрах от района, где живут партийцы. Слитком много совпадений. А служит она в полиции мыслей или же это самодеятельность - значения не имеет. Она за ним следит, этого довольно. Может быть, даже видела, как он заходил в пивную. Идти было тяжело. Стеклянный груз в кармане при каждом шаге стукая по бедру, и Уинстона подмывало выбросить его. Но хуже всего была спазма в животе. Несколько минут ему казалось, что если он сейчас же не найдет уборную, то умрет. Но в таком районе не могло быть общественной уборной. Потом спазма прошла, осталась только глухая боль. Улица оказалась тупиком. Уинстон остановился, постоял несколько секунд, рассеянно соображая, что делать, потом повернул назад. Когда он повернул, ему пришло в голову, что он разминулся с девицей каких-нибудь три минуты назад. и если бегом, то можно ее догнать. Можно дойти за ней до какого-нибудь тихого места, а там проломить ей череп булыжником. Стеклянное пресс-папье тоже сгодится. оно тяжелое. Но он сразу отбросил этот план: невыносима была даже мысль о том, чтобы совершить физическое усилие. Нет сил бежать, нет сил ударять. Вдобавок девица молодая и крепкая, будет защищаться. Потом он подумал, что надо сейчас же пойти в общественный центр и пробыть там до закрытия - обеспечить себе хотя бы частичное алиби. Но и это невозможно. Им овладела смертельная вялость. Хотелось одного: вернуться к себе в квартиру и ничего не делать...С девушкой он еще не заговорил даже, а уже так осложил себе жизнь, так поиздевался над собой. Савсэм плохо сделал себе. Если пойдем далее по сюжету, то там внезапно оказывается, что девушка вовсе не шпионит за ним, а положила на него глаз, и хотела бы с ним встречаться. С самыми мирными целями – с целью заниматься любовью. Как Уинстон расцветает! Как здорово, когда кто-то тебя любит!Все мысли Уинстона заняты только Джулией: как устроить встречу? – он уже готов идти на некоторый риск; а что если она ему не достанется? – от этой мысли Уинстона лихорадило; а что если она передумала? –он волнуется, переживает. В общем, человек летает на крыльях любви. Наверно, он даже похорошел, переживая это высокое чувство. Но давайте еще посмотрим, как он в это время относится к другим людям и как с ними общается. (он хотел побыть один и обдумать записку Джулии) Он рассчитывал побыть в одиночестве, но, .как назло, рядом плюхнулся на стул идиот Парсонс, острым запахом пота почти заглушив жестяной запах тушенки, и завел речь о приготовлениях к Неделе ненависти...
...Он шел, глядя поверху, как бы отыскивая свободное место позади ее стола. Она уже в каких-нибудь трех метрах. Еще две секунды - и он у цели. За спиной у него кто-то позвал: "Смит!" Он притворился, что не слышал. "Смит!" - повторили сзади еще громче. Нет, не отделаться. Он обернулся. Молодой, с глупым лицом блондин по фамилии Уилшер, с которым он был едва знаком, улыбаясь, приглашал на свободное место за своим столиком. Отказаться было небезопасно. После того как его узнали, он не мог усесться с обедавшей в одиночестве женщиной. Это привлекло бы внимание. Он сел с дружелюбной улыбкой. Глупое лицо сияло в ответ. Ему представилось, как он бьет по нему киркой - точно в середину...
...На следующий день он постарался прийти пораньше. И на зря: она сидела примерно на том же месте и опять одна. В очереди перед ним стоял маленький, юркий, жукоподобный мужчина с плоским лицом и подозрительными глазками. Когда Уинстон с подносом отвернулся от прилавка, он увидел, это маленький направляется к ее столу. Надежда в нем опять увяла. Свободное место было и за столом подальше, но вся повадка маленького говорила о том, что он позаботится о своих удобствах и выберет стол, где меньше всего народу. С тяжелым сердцем Уинстон двинулся за няня. Пока он не останется с ней один на один, ничего не выйдет. Тут раздался, страшный грохот. Маленький стоял на четвереньках, поднос его еще летел, а по полу текли два ручья - суп и кофе. Он вскочил и злобно оглянулся, подозревая, видимо, что Уинстон дал ему подножку. Но это было не важно...Конечно, не важно. Похоже, что люди интересуют его только когда он боится, что они донесут на него в полицию, или когда он ожидает получить от них лакомый кусочек. Получается, что Уинстон полон ненависти. Он считает, что он полон ненависти к партии. Однако с партией как таковой – с ее представителями – он нигде никак не контактирует, не пересекается. Вот и приходится накопившуюся ненависть расходовать на кого? На простых людей, которые его окружают. На таких же людей, как он сам. И на себя в том числе. Поэтому неудивительно, что он с легкостью соглашается убить, совершить вредительство, изменить, обмануть, шантажировать и т.д. ради мифического Братства. Вот интересно, если бы он дал себе труд узнать получше идиота Парсонса, или блондина с глупым лицом, или жукоподобного мужчину с подозрительными глазками – может быть он тоже изменил своё мнение о них, как он изменил своё мнение о Джулии? Может быть, если бы они выразили ему свое глубокое почтение, признание и уважение, он бы и на них смотрел по-другому, и забыл бы свою неприязнь к ним, как это было в случае с Джулией. Возможно, эти люди были такие же как сам Уинстон, просто живые люди со слабостями, радостями, горестями и со всем остальным, что присуще людям. В случае Уинстона, люди могут стать хорошими для него только при условии, что они признаются Уинстону в любви, симпатии и уважении. А ведь тот же Парсонс может только и ждет того, что кто-то признает его человеком для того, чтобы реально стать человеком. Так почему бы Уинстону не сделать первый шаг самому? В заключение. Я для себя выводы сделала. Для сравнения очень рекомендую почитать Франкл «Человек в поисках смысла». Это рассказ человека, прошедшего конц. лагерь – настоящий, не придуманный – и сохранившего веру в людей. Допускаю, что существуют ситуации, когда позиция «все вокруг враги» является более выгодной, безопасной и удобной. Главное, не пропустить тот момент, когда эта позиция становится уже не удобной, а совсем наоборот.
|