Стихотворения, которые вам нравятся

[Тигренок]

А Девятого мая ты вспомнишь меня...
Пусть забыла совсем, но Девятого мая
в ликованье и скорби победного дня
между нами дорога проляжет прямая...

Лента времени резко рванется назад
и застынет на главном, на яростном кадре -
и ударят в глаза и опять поразят
дни, что отданы счастью, и болью, и каре...

Позабыть ли об этой поре, о заре?
Молодые, мы смотрим с тогдашнего снимка,
мы остались в том времени - как в янтаре
на века остается далекая дымка.

Обессилев от счастья лежала земля
и каленой дышала еще круговертью,
и высокая тишь целовала поля...
Этот день - как черта между жизнью и смертью.

И Девятого мая ты вспомнишь меня,
ибо все это - кровное, наше, не чье-то...
Не с него ли - с последнего, с первого дня
время вывело новую точку отсчета?

Это - наше начало, любовь и беда,
это отблески горя и отзвуки смеха,
и куда-то над нами, вперед, сквозь года
все несется последнего выстрела эхо...

Семен Ботвинник

[Тигренок]

Сергей Крылов
Зимняя сказка

Когда зимний вечер
Уснет тихим сном,
Сосульками ветер
Звенит за окном,
Луна потихоньку
Из снега встает
И желтым цыпленком
По небу плывет.

А в окна струится
Сиреневый свет
На хвою ложится
Серебряный снег,
И, словно снежинки,
В ночной тишине
Хорошие сны
Прилетают ко мне.

Ах, что вы хотите,
Хорошие сны?
Вы мне расскажите
О тропах лесных,
Где все, словно в сказке,
Где - сказка сама -
Красавица русская
Бродит зима.

Но что это? Холод
На землю упал,
И небо погасло,
Как синий кристалл? -
То желтый цыпленок,
Что в небе гулял,
Все белые звезды,
Как зерна, склевал.

1962

[Бонни]

Я б написала для тебя дождем

Я б написала для тебя дождем
На утренних ладонях декабря…
О том, как в одиночестве своем,
Мерцает ночь, таинственно даря
Огонь души немой… И тонкий стан
Обвив вуалью призрачного сна,
Льет мне в бокал восторженный дурман
Чарующая девочка весна…
А где-то снегом твой завьюжен дом,
Горит свеча, мурлычет белый кот…
И ты сидишь за письменным столом…
Спит ангел на плече, открыт блокнот…
В далекой, незнакомой стороне…
В полночный, несказанно тихий час
Ты улыбнешься…: «Вы пришли ко мне?
А я давно уж поджидаю Вас…»
И Муза растворится над тобой,
Рассыпав пыль своих волшебных звезд…
И новый неприкаянный герой,
С пера сорвется в белоснежный холст…
Хранимый Богом, мой ночной поэт,
Непризнанный… из мира всех дождей,
Возьми меня с собой в сплетенье лет,
Как самый восхитительный сюжет,
Разбуженный мелодией твоей…

***

Разреши мне вернуться
Ранним утром, по талому снегу,
По тропинке, где светит
Сусальное золото храма…
Разреши, нежный мой,
Белой птицею хмурое небо
Расписать синевою
и призрачными облаками…
Разреши мне любить
Твоих ласковых губ предсказанье
И горячностью рук
Согреваться под лунной мечтою…
Разреши мне, родной,
Мое робкое птичье желанье,
И тогда я вернусь
И навечно останусь с тобою…


Дождичек Летний

Сообщение отредактировал(а) Бонни - 25.05.2008 - 13:37

[Тигренок]

Удалось однажды родиться.
Обещали жизнь впереди.
От надежд голова кружится.
Сколько силы в плечах. Груди.
Вот и юность. - Теперь уже скоро.
Вот и старость. - Где же? Когда?
За окном: решетка забора,
Телефонные провода.
Это все? - Конечно, до гроба.
Это жизнь? - А что же? - Она.
Значит, это лишь так, для пробы,
Значит, будет еще одна.

Карл Гершельман

[Тигренок]

ЕНГИБАРОВУ - ОТ ЗРИТЕЛЕЙ

Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты, тут и там, —
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: “Да разве это клоун!
Если клоун — должен быть смешной!”

Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
“Вышел на арену, так смеши!” —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье — век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой, —
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.

Только — балагуря, тараторя, —
Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы —
Шут сгибался в световом кольце, —
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас —
Будто обезболивал нам роды, —
А себе - защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.

Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилег, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк — уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках...

Сгинул, канул он — как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему — придумал, —
Этот клоун был без колпака.

1972 г.

[Белкус]

Надо посуду вымыть, а тянет разбить.
Это отчаянье, Господи, а не лень.
Как это тяжко, Господи, век любить?
Kаждое утро, Господи, каждый день.
Был сквозь окно замерзшее виден рай.
Тусклым моченым яблоком манила зима.
Как я тогда просила: "Господи, дай!"
- На, - отвечал, - только будешь нести сама.

[Антон АА]

Прошу тебя, пожалуйста, не надо
подчеркивать, что все давно прошло.
Позволь, я посижу с тобою рядом, -
зиме назло, - да и себе назло, -
в твоих ладонях руки отогрею,
горячим лбом уткнусь тебе в рукав...
Я плакать не хочу и не умею,
я не желаю знать кто был неправ.
Я лишь хочу - побыть с тобой немного,
украдкой о несбыточном мечтать,
хочу губами имя твое трогать...
Так много тебе нужно рассказать!
О том, что - омерзительно убога, -
старуха Осень пролилась дождем,
о том, что так внезапно и надолго
зима случилась в городе моем,
где люди - безобразные уроды,
а птицы так похожи на детей,
где я одна, в прескверную погоду
брожу при тусклом свете фонарей...

Анна Панкратова

[Бонни]

Я б написала для тебя дождем

Я б написала для тебя дождем
На утренних ладонях декабря…
О том, как в одиночестве своем,
Мерцает ночь, таинственно даря
Огонь души немой… И тонкий стан
Обвив вуалью призрачного сна,
Льет мне в бокал восторженный дурман
Чарующая девочка весна…
А где-то снегом твой завьюжен дом,
Горит свеча, мурлычет белый кот…
И ты сидишь за письменным столом…
Спит ангел на плече, открыт блокнот…
В далекой, незнакомой стороне…
В полночный, несказанно тихий час
Ты улыбнешься…: «Вы пришли ко мне?
А я давно уж поджидаю Вас…»
И Муза растворится над тобой,
Рассыпав пыль своих волшебных звезд…
И новый неприкаянный герой,
С пера сорвется в белоснежный холст…
Хранимый Богом, мой ночной поэт,
Непризнанный… из мира всех дождей,
Возьми меня с собой в сплетенье лет,
Как самый восхитительный сюжет,
Разбуженный мелодией твоей…

Дождичек Летний

[Белкус]

Я решил тебя разлюбить.
Зачем, думаю,
мне любить-то тебя,
далекую - ты где-то там,
а я тут.
Зачем, думаю,
мне сохнуть по тебе -
ты там с кем-то,
а я тут без тебя.
К чему, думаю,
мне мучиться -
разлюблю-ка я тебя,
и дело с концом.

И я тебя разлюбил.

Целый день
я не любил тебя ни капельки.
Целый день
я ходил мрачный и свободный,
свободный и несчасьный,
несчастный и опустошенный,
опустошенный и озлобленный,
на кого - неизвестно.

Целый день я ходил страшно гордый
тем, что я тебя разлюбил,
разлюбил так храбро,
так храбро и решительно,
так решительно и бесповоротно.
Целый день
я ходил и чуть не плакал -
все-таки жалко было,
что я тебя разлюбил,
что ни говори,
а жалко.

Но вечером
я снова влюбился в тебя,
влюбился до беспамятства.
И теперь я люблю тебя
свежей,
острой,
совершенно новой любовью.

Разлюбить тебя больше не пытаюсь -
бесполезно.

[Роуз]

Белкус - продолжу тему...

О, как я лгал когда-то, говоря:

"Моя любовь не может быть сильнее".
Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.

Случайностей предвидя миллион,
Вторгающихся в каждое мгновенье,
Ломающих незыблемый закон,
Колеблющих и клятвы и стремленья,

Не веря переменчивой судьбе,
А только часу, что еще не прожит,
Я говорил: "Любовь моя к тебе
Так велика, что больше быть не может!"

Любовь - дитя. Я был пред ней не прав,
Ребенка взрослой женщиной назвав.

В.Шекспир.

[Лия]

Силу тяготения земли
первыми открыли пехотинцы -
поняли, нашли, изобрели,
а Ньютон позднее подкатился.

Как он мог, оторванный от практики,
кабинетный деятель, понять
первое из требований тактики:
что солдата надобно поднять.

Что солдат, который страхом мается,
ужасом, как будто животом,
в землю всей душой своей вжимается,
должен всей душой забыть о том.

Должен эту силу, силу страха,
ту, что силы все его берет,
сбросить, словно грязную рубаху.
Встать.
Вскричать "ура".
Шагнуть вперед.

(Б.Слуцкий)

[Золотце]

Леонид Филатов.

"Геркулес и Авгиевы конюшни"

Зонг о дерьме, или Дискуссия в парламенте

1-й член парламента
Да, я согласен, что дерьмо -
Наш стыд, проклятье и клеймо,
Позорные страницы...
Но для чего, хочу я знать,
Сюда понадобилось звать
Спеца из-за границы?...

2-й член парламента
Дерьмо, конечно, не "Dior",
Но этот запах с давних пор
Привычен для народа.
А дай народу кислород -
Не задохнется ли народ,
Хлебнувши кислорода?...

3-й член парламента
Долой пластмассу и стекло!
В дерьме уютно и тепло,
Хотя и сыровато.
Ударит лютая зима -
И мы без теплого дерьма
Повымерзнем, ребята!...

4-й член парламента
Не знаю, кто и что решил,
Но я бы лично не спешил
В делах такого рода.
Ведь речь не просто о дерьме,
А о дерьме - прикинь в уме! -
Великого народа!...

5-й член парламента
Кому не любо жить в дерьме -
Пусть коротает век в тюрьме!...
Искореним бунтарство!...
Кто объявляет бой дерьму, -
Тот посягает на саму
Основу государства!...


Чудесно, правда? Как часто видим такое в людях или в себе!
А теперь немного грустного:


Записка на могилу

Он замолчал. Теперь он ваш, потомки.
Как говорится, "дальше - тишина".
...У века завтра лопнут перепонки -
Настолько оглушительна она.

[SunLark]

Мой черт, что за левым плечом, заплеван.
И он не вредит. Стал ленив и важен.
Мир сделался четким, определенным,
Воздух зеленым теперь окрашен.
Дорожный костюм съела моль. Ест кеды.
А, может, отправить размеренность к черту?!!
Пускай ковыляет. Останется кредо:
"Ищу приключений и черту работу"

[Белкус]

Здравствуй, Ира!
Как живёшь ты, Ира?
Без звонка опять пришёл я, ибо
знаю, что за это ты простишь,
что меня ты снова не прогонишь,
а возьмёшь — и чем-нибудь накормишь
и со мною вместе погрустишь.
Я тебе не муж и не любовник,
но пальто не сняв ещё, в ладонях
руку твою бережно задерживаю
и целую в лоб тебя, зардевшуюся.
Ты была б женой такою чудною –
преданною, верною, чуткою.
А друзья смеются: “Что ты, Женечка!
Да и кто на ней, подумай, женится!
Сколько у ней было-перебыло.
Можно ли, чтоб эта полюбила!”
Ты для подлецов была удобная,
потому что ты такая добрая.
Как тебя марали и обмарывали,
как тебя, родимая, обманывали.
Скоро тридцать - никуда не денешься,
а душа твоя такая девичья!
Вот сидишь ты, добротой светясь,
вся полна застенчивым и детским.
Как же это: что тебе сейчас
есть с кем спать, а просыпаться не с кем?!
Пусть тебе он всё-таки встретится,
тот, кто добротой такой же светится.
Пусть хранит тебя, не девственность детская,
а великая девственность - женская.
Пусть щадит тебя тоска нещадная,
дорогая моя, нежная, несчастная...

[Роуз]

Нет злых вполне. И он в душе таил
Живого чувства уцелевший пыл;
Не раз язвил он страстные сердца
Влюбленного безумца иль юнца,
Теперь же сам свою смирял он кровь,
Где (даже в нем!) жила не страсть - любовь.
Да, то была любовь, и отдана
Была одной, всегда одной она.
Прекрасных пленниц он видал порой,
Но проходил холодный и чужой;
Красавиц много плакало в плену, -
Он не увлек в покой свой ни одну.
Да, то была любовь, всегда нежна,
Тверда в соблазнах, в горестях верна,
Все та ж в разлуке и под вихрем бед
И - о, венец! - нетленна в смене лет.
Что крах надежд ему, что боль обид,
Когда она с улыбкою глядит?
Стихал мгновенно ярый гнев при ней,
И стон смолкал, - пусть раны жгли сильней.
Ждал жадно встреч он, твердо ждал разлук,
Стараясь лишь не уделить ей мук.
Та страсть была все та ж, всегда и вновь,
И если есть любовь - то вот любовь.

Байрон. «Корсар».