Активный долгожитель
Группа: Гроссмейстеры
Профиль
Отзывы: Гроссмейстер обсуждений [+520 | -0 | 708]
|
Я вижу более реалистичным академика Амосова. Извините на длинный текст, попытался вырезать не относящееся к теме, но все равно осталось много. Речь идет об эксперименте по преодолению старости путем физических нагрузок отсюдаЦитата | Осталось подвести итоги эксперимента. Хотя он затормозился и исход сомнителен, но часто ли вообще эксперименты бывают совсем удачными? Просто о неудачных не сообщают, а иногда и привирают... Вопрос: укоротил я себе жизнь или продлил? Скажу откровенно: не знаю. Но точно – улучшил. И не жалею. Старческие нарушения начались четыре года назад, и без эксперимента было бы хуже. Наверное. Вернемся к делу. Большие нагрузки несомненно полезны. Два года чувствовал себя хорошо, моложе стал лет на десять. Все внутренние органы, кроме сердца, и теперь служат отлично. Об этом говорят анализы, отсутствие заболеваний и постоянство функций. Я не рассчитывал на значительное омоложение, больше – на замедление старения. Думаю, что надежды оправдались. Если бы сердце было здоровое (и был бы сам разумный!), мог бы продержаться до девяноста лет... Правда, «гены старости» коварны и очень индивидуальны – один старик и в девяносто лет герой, а другой – и в семьдесят уже развалюха... Трудно сказать, как долго можно держать под контролем двигательную сферу. Скованность, шаткая походка и дрожание – это реальности старческого возраста, хотя и с большим разбросом. Невропатологи предложили средство: попробовал – не помогло. Наоборот, здоровое сердце и физкультура должны бы сохранить резервы надолго. Самое страшное для ученого – это ослабление памяти, потеря способности к творчеству. Эта перспектива меня беспокоит больше, чем трудности при ходьбе. В конце концов, до смерти можно и в кресле дожить. Сидят же безногие. А вот без мыслей – не согласен: это последнее, что остается. На них рассчитывал повлиять через гимнастику: упражнения – это адреналин. Он тонизирует мозг. Получил ли я доказательства активации мышления? Трудно сказать с уверенностью, но скорее «да», чем «нет». Судите сами. За три последних года я написал три брошюры и четыре книги: «Здоровье», «Общество: оптимальность и разумность», «Преодоление старости», «Мое мировоззрение», «Идеология для Украины» и т. д. Кроме того, сделал несколько докладов в двух академиях, давал очень много интервью. Во всяком случае, от эксперимента у меня осталось самое главное – уверенность в будущем. Жил, не оглядываясь на возраст: хотя и без операций, без лекций, без институтской текучки, но с интересом. Теперь будущее сократилось. Но работа продолжается: мои темы неисчерпаемы, а остановка – смерти подобна... Да и надежда не потеряна: может быть, удастся скомпенсировать сердце. Природа могущественна. Так и живу... Сколько буду жить? Точно – не скажу, но вероятности известны и довольно жестки. Обманываться не нужно. Например, бывает такое: последние месяцы много работал над этой рукописью и снова полегчало, стал быстрее ходить. Обрадовался, но случился прокол. Был большой психологический стресс, острая речь в академии, но... Как говорили, хорошая. Однако – ценой адреналина. Потом спешил в Дом ученых на семинар, и тоже – для «спорного» выступления в клубе. Опаздывал, очень торопился, по лестнице поднялся с большим трудом, вбежал и... повалился: обморок. Такое, скажу вам, было приятное ощущение! И последняя мысль: «Умирать не страшно...» Ничего не произошло, кроме переполоха с вызовом «скорой помощи». Отошел через пятнадцать минут, выступление на семинаре было удачным: «заседание продолжается!..» Но случай побудил оглянуться вокруг: полно, Амосов, будь реалистом! Когда начинал эксперимент, изучал демографическую статистику: длительность предстоящей жизни для восьмидесятилетнего мужчины – шесть с половиной лет. Из них – четыре с половиной я уже прожил... Правда, статистика хитрая: доживешь до срока, смотришь – тебе дают премию – отсрочку. Восьмидесятипятилетнему старику разрешается прожить еще три с половиной года и даже девяностолетнему отпускается еще полтора. Когда в начале 1994 года стал таскать гири и удвоил бег, рассчитывал поломать статистику старения. И поломал бы, если бы не сердце. Теперь уже ясно: оно меня доконает. Вот и получается – отпущено около трех лет (мало), да и то плохих... Исходя из этого, и нужно строить планы на дальнейшую деятельность... Чтобы людям быть не в тягость, да и для себя получить максимум возможного душевного комфорта. Первый вопрос – здоровье, то есть сердце и старость. Несомненно, будет хуже. Такое счастье редко кому выпадает: живешь – хорошо, пришел срок раз, и умер! Обычно путь к смерти лежит через болезни и страдания. Динамика симптомов такова, что через год-полтора не смогу выходить на улицу, а под занавес стану лежачим больным. Гимнастику буду делать до последней возможности, вижу в этом условие умственного труда. Но объем придется сокращать. Впереди смена стимулятора, не исключена и операция на аортальном клапане и коронарных артериях. Очень боюсь нарастания одышки... Уже мерещится баллон с кислородом у кровати и даже больничная палата... Соответственно с этим будут меняться обстоятельства, отношения и деятельность. Иллюстрация к сказанному: совсем недавно умер академик Сергей Михайлович Гершензон – один из могикан, устоявших против Лысенко. Он прожил девяносто два года, последние лет пять сидел в кресле: что-то было со здоровьем. Но продолжал упорно работать. Почти в одиночестве, ученики редко его навещали. После восьмидесяти пяти лет написал очень информативную книгу по истории советской генетики, ее напечатали. В девяносто лет перевел с английского роман Томаса Гарди, звонил мне с просьбой подсказать – где бы издать... Я ему не помог – сам в постоянных поисках, кто возьмет печатать. Не в этом дело: интеллект работал до самой смерти. И это – без всякого эксперимента. Правда, я замечал, после восьмидесяти он уже плоховато ходил. Но сердце было здоровое. Боюсь, что многие прочитают эти страницы и пожалеют: – После такой активной жизни... Несчастный старик! Впечатление неверное. Больших страданий пока не испытывал, острое счастье бывает редко, а средний уровень душевного комфорта (УДК) остался почти прежним. Все идет по моим моделям психики: УДК – от удовлетворения потребностей. Они изменились. Одни исчезли совсем (секс), другие – уменьшились с возрастом (лидерство, тщеславие). Значимость третьих понизилась в результате адаптации к бессилию, к новым условиям жизни. Примеры – удовольствие от движений, от общения. Резкое сокращение будущего ограничило запросы на науку: уже не хватит времени на исследования, приходится обходиться литературой. Плохо переношу только стеснение свободы передвижения: не могу ходить, как раньше, и лестницы одолевать. (Да, за последний год узнал еще одну, самую, оказалось, важную потребность: дышать! Это когда сердце работает плохо и даже лежать не могу, задыхаюсь. Приму нитроглицерин, посижу, отойду – и опять живой, мысли зашевелились.) Счастье моей жизни не стоит преувеличивать – достаточно прочитать дневники с хирургическими страстями. Из всех биологических потребностей остались любопытство, творчество, чуть-чуть общения и совсем немножко тщеславия. Еще один компонент УДК со знаком плюс: могу жить по убеждениям. Не нужно лгать и кривить душой. Старость извиняет непротивление злу, царящему в обществе: могу отойти в сторону, мне восемьдесят пять лет. Вполне понимаю аморальность этой позиции, но изменить уже не могу. Все, что мог отдать, – отдал. Взамен ничего не хочу... В общем, со счастьем все в порядке... Удовольствий мало, но и больших неприятностей пока нет. Они еще впереди. Так что? Осталась серенькая растительная жизнь? Ни в коем случае! Мое счастье со мной – оно в мышлении и в поиске истины. Правда, без надежды найти ее, но это не главное: важно искать. (Понимаю, что это звучит очень претенциозно, но не могу найти скромного слова.) Смерть: оптимизация конца. Минимум страданий и отрешение от мира. Результаты раздумий об этом последнем этапе таковы. Хорошо бы поверить в Бога: тогда смерти нет. Но – не могу. Остается привыкнуть к мысли о смерти и планомерно сокращать потребности, чтобы в самом конце незаметно (с кислородом) отключилась последняя: дышать. Тем более, что природа и медицина под занавес могут помочь. По поводу природы: много раз расспрашивал больных после реанимации; оказывается, когда падает кровяное давление, то исчезают чувства. Сознание есть, но ничего не страшно и ничего не жаль. Однако и речи нет ни о какой «жизни после смерти», как пишет Моуди. Просто исчезнет сознание – и все. Но через пять – десять минут врачи могут еще оживить, только тогда и можно вспомнить процесс умирания. Медицина имеет средства, чтобы уменьшить физические и психические страдания. Так что умирать не страшно, если хорошо приготовиться. Тем более, когда все программы выполнены, все, что было можно, сделано, а что не сделано – уже безвозвратно. На этом я закончу книгу. Приношу извинения за литературный слог и избыток медицины. Кто захочет, может и пропустить, пожалуй. Просто мне хотелось записать нашу историю для своих соратников и друзей... Всем им, поименованным и пропущенным, говорю: спасибо! Вы сотворили мою жизнь больше, чем я сделал ее сам.
Послесловие
Так я предполагал закончить книгу. Но жизнь оказалась сложнее. В середине мая наступило драматическое ухудшение состояния сердца. Резко усилилась одышка, участились приступы стенокардии. Ночью они не дают спать лежа, часами приходится сидеть с лекарствами, пока успокоится сердце. Ходить по улице почти перестал. ... И все же я сделаю несколько замечаний к прежним идеям, а может быть, и к самой прожитой жизни. Прежде всего – по поводу «эксперимента по омоложению», моего последнего увлечения. Нет, не отказываюсь от идеи удлинить активную жизнь через физические упражнения. Но... дозировку нагрузок для стариков следует пересмотреть. Я ориентировался на образ жизни обезьян... Но они же не доживают до человеческой старости! Вывод: нагрузки нужно с возрастом уменьшать. Например, после семидесяти нужно быстро ходить, а не бегать, гимнастика – не более часа в день... Гантели? Да, 2–3 килограмма очень полезны, 100–200 движений из общего числа, что составляет примерно 2000... Важнейшее условие эксперимента для стариков – здоровое сердце и нормальное кровяное давление. Это требование не так легко выполнить, врачи и пациенты склонны преувеличивать болезни. Здоровое сердце – это, как минимум, когда оно не увеличено в размерах и отсутствуют признаки пороков и стенокардии. Тогда более сильные нагрузки переносимы и после семидесяти лет, но едва ли они удлинят жизнь. Что ж, на то и эксперимент, чтобы определиться... Разумеется, я нарушил основное правило медицины, при аортальных пороках особенно нельзя нагружаться. И уж тем более упорствовать, когда сердце начало увеличиваться в размерах. Стыдно для кардиохирурга, но от правды отступать не буду Хотя прогрессирование аортального стеноза со временем – закономерный процесс, но упражнения были явно во вред. Всю жизнь я увлекался, и нередко – до глупостей!.. В одном совесть моя чиста: увлечения не распространялись на лечение больных. Канон «не навреди!» не нарушал. Ну, а что было бы со мной, если бы не экспериментировал? Наверное, пришел бы к тому же самому, но позже на несколько лет. А вот работала бы голова – не уверен. Так что все правильно. Только нужно было ехать на операцию года два назад, а не теперь. Материализм мой выдержал испытание физическим страданием. К Богу не обратился, а как бы он был нужен! Казалось, всегда сочувствовал переживаниям больных, но теперь вижу: мало. Физические боли могут довести до самоубийства, а мелочи больничной жизни могут быть очень мучительны... К сожалению, это открытие для меня запоздало. В сущности, я прожил жизнь, не испытав физических болей, поэтому не мог «всей кожей» почувствовать состояние пациентов. Может быть, кому-то покажется странным, но пережитое в связи с операцией не прибавило мне желания жить. Наоборот. Поэтому что загадывать? К сожалению, иногда появляются новые, осложнения, и в любой момент, случись что-нибудь в самом низшем моем телесном мире, я снова захочу только одного: умереть немедленно! Впрочем, молодым и здоровым не нужно пугаться таких фраз: это прерогатива больных стариков, когда биологическая сила жизни уже иссякла и живет только разум. Но он не может побороть физические страдания. Это преодоление тоже доступно только молодым. Поэтому, господа читатели, не бойтесь жизни! Вот только для меня теперь стало сомнительным – стоит ли вообще доживать до глубокой старости... Понимаю, что это заключение к книге преждевременно, но книжку нужно закончить хотя бы так: на ноте сомнительного оптимизма. Мне все же хочется увидеть ее напечатанной... А главное – продолжить свои научные занятия. Кроме того, я столько раз давал интервью и позволял журналистам писать от себя о своем эксперименте в газетах и журналах, что просто обязан сказать их читателям: «Мой эксперимент закончен!» Совесть моя перед ними чиста: я не призывал стариков следовать своему примеру и предупреждал о неясности будущего. Но все же некоторые воспринимали мои советы чересчур категорично... Время летит стремительно. Рукопись была закончена в конце августа 1998 года: очень хотелось увидеть книгу к юбилею – 6 декабря мне исполнялось 85 лет. И вот прошло семь месяцев! Положение со здоровьем определилось уже летом: ясно, что не умру. Однако настроение оставалось довольно кислым, все время мучили мелкие неполадки. Я бодрился, физкультуру делал со дня возвращения домой, увеличил гимнастику до – 2000 движений, но без гантелей. Из-за слабости отходил медленно, всего полкилометра, хотя сердце работало хорошо. Думал, что уже и не раскручусь. В то время я и написал: «Эксперимент окончен!» Врачи назначали лекарства, но принимал, что считал подходящим. Верил только в физкультуру: постепенно наращивал упражнения и увеличивал дистанцию для ходьбы. Исследование в ноябре, через полгода после операции, показало заметное уменьшение размеров сердца, значит, можно увеличивать нагрузки. К февралю созрел для гантелей, к марту пошел до 2500 движений, 1000 – с гантелями. Ходил в институт, а это пять километров в гору. Бегаю 15 минут по своему коридору, опять поднимаюсь по лестнице через две ступеньки Снова почувствовал себя здоровым. Так что, господа присяжные заседатели, эксперимент продолжается! Отыгрываем пессимизм обратно. Ограничения для стариков отменяются. Не следует преувеличивать мою эйфорию: все мое остается при мне. Стимулятор, клапан, рассчитанный на пять лет, неумолимое движение старости. Но чего мне бояться? «Механику» можно поменять еще раз, если удастся сохранить силы и ясность ума («омолодиться?»). Тем более, что для этой процедуры уже есть опыт: «умирать не страшно», а смерть может быть даже желанной... Я не обманываю себя. Моя жизнь нужна разве что жене. А пока два раза в месяц хожу в институт – приходят прежние пациенты, поговорю с друзьями... Примерно раз в неделю случаются заседания в двух академиях, где состою. Правда, если перестану ходить, то никто и не заметит отсутствия... Разумеется, я напишу еще две-три книги на свои прежние темы (одну, между прочим, «Мое мировоззрение» издали к юбилею). Новым в книгах будет приложение принципа самоорганизации к живым системам – разуму, человеку, обществу. Именно она, самоорганизация, определяет затяжной кризис постсоветских стран и рост преступности... Но не буду вдаваться в детали... Революции в науке мои будущие книги точно не сделают, но думать над ними – интересно. Даже когда будущее, для которого мы живем, суживается до пяти лет... Жизнь все-таки неплохая штука. На этой бодрой ноте я и закончу. |
--------------------
В Потапов
|