Стихотворения, которые вам нравятся

Вариант перевода стихотворения потряс до глубины души.

Одни говорят, мир умрёт в огне,
Другие твердят про лёд,
Я долго жил, и кажется мне,
Огонь скорей подойдёт.
Но если бы кто-нибудь мне сказал,
Что дважды нас гибель ждёт,
Я не удивился бы,
Я узнал, что ненависть толще, чем лёд…
И равнодушие холодней вечных покрывов льда.
И если для смерти не хватит огней,
Лед сгодится тогда.

© Роберт Фрост, пер. Давида Эйдельмана

Оригинал:
Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I've tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.

Никого не спросить, отчего, почему
Грянет в небе за выстрелом выстрел.
Это прежняя жизнь убегает во тьму
Так обыденно, страшно и быстро

А в турбинской гостиной забытый уют,
И сервиз в золотистой каемке…
И, назло канонаде опять запоют
Там про дачников, дачниц и съемки

И, конечно, нельзя никому умирать,
Хоть торопится горестный вестник,
И пока не приходят еще отбирать
Ни посуду, ни жизни, ни песни…

Все, что будет потом, это будет потом.
Но уже не боюсь ощущать я,
Как теряет тепло мой безропотный дом,
Как ветшают слова и объятья.

Все, что будет потом - в тараканьем бегу
По планете, к себе, от себя ли…
Все, что в кремовых шторах на том берегу
Так бессмысленно мы потеряли…

Сколько мыкаться нам по далеким морям
Сколько встреч берегами чужими
Золотая Елена уйдет в лагеря,
Не склонив головы перед ними…

Сколько гордых и сильных на том рубеже
Изломает лихой непогодой…
Сколько светлых умов из России уже
Философские ждут пароходы…

И последний куплет отпоют юнкера -
Эпитафию бывшей отчизне
А в театре потом будет хлопать тиран
Нашей пьесе загубленных жизней…

…Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы,
съемки у нас уж давно начались…

(Нателла Болтянская).

Доктор Шредингер, Ваша кошка еще жива.
Написала бестселлер, прекрасно играет в покер
(На каре из тузов ей всегда выпадает джокер),
Раздает интервью, в интернете ведет журнал,
И, сказать по секрету, весьма популярный блоггер.

Ящик – форма Вселенной, какой ее создал Бог.
Геометрия рая: шесть граней и ребра-балки,
По периметру – вышки, забор, КПП, мигалки.
Иногда вспоминается кресло, камин, клубок,
И его почему-то бывает ужасно жалко.

Доктор Шредингер, Ваша кошка не видит снов,
Бережет свою смерть в портсигаре из бычьей кожи,
Не мечтает однажды создателю дать по роже,
Хочет странного – редко, но чаще всего весной.
Любит сладкое. Впрочем, несладкое любит тоже.

Вероятности пляшут канкан на подмостках стен,
Мироздание нежится в узких зрачках кошачьих.
Ваша кошка, герр Шредингер, терпит невольный плен
И не плачет. Представьте себе, никогда не плачет.

автор - Светлана Ширанкова

Я так думаю, это про явление, которое я никак не могу понять - "кот Шредингера" (квантовая физика)

С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.

Крестились готы... В водоем до плеч
Они входили с видом обреченным.
Но над собой они держали меч,
Чтобы кулак остался некрещеным.

Быть должен и у кротости предел,
Что б заповедь смиренья ни гласила...
И я кулак бы сохранить хотел.
Я буду добр. Но в нем пусть будет сила.

Евгений Винокуров, 1961

Моя подборка от Губермана:

Соблюдайте меру
Если жизнь излишне деловая,
Функция слабеет половая.

Будьте бдительны
Счастливые всегда потом рыдают,
Что вовремя часов не наблюдают.

О ясности ума
Из-за того, что бедный мозг
Распахнут всем текущим слухам,
Ужасно засран этот мост
Между материей и духом.

Что сильнее?
От акта близости захватывает дух
Сильнее, чем от шиллеровских двух.

Лучшее лекарство
Я не стыжусь, что ярый скептик,
И на душе не свет, а тьма.
Сомненье - лучший антисептик
От загнивания ума.

Куда уходит жизнь
Ушиб растает. Кровь подсохнет.
Остудит рану жгучий йод.
Обида схлынет. Боль заглохнет.
А там, глядишь, и жизнь пройдет.

Что нас ждет?
Мы после смерти - верю в это -
Опять становимся нетленной
Частицей мыслящего света,
Который льется во вселенной.

Луковый суп

3 мая, 0:50
Выходит конферансье,
говорит невнятно и длинно.
Если вкратце:
сегодня у нас -- малыш чиполлино,
но прежде, чем мы его нашинкуем
и будем есть,
он прочтёт нам сцену-другую
из собственных пьес.
Выходит некрупный лук,
невзрачный, слегка нелепый,
смотрит в гудящую тьму,
сощурившись слепо,
в неловком поклоне сгибается до земли.
Срывает с себя
коричневый хрусткий лист.

А следом второй,
и третий,
яростными рывками,
многим хочется отвернуться
или там бросить камень:
что угодно, только чтобы он
перестал.
На нём остаются два
золотых листа --
последняя тонкая, бесполезная кожа.
Он делает паузу, с треском
срывает и эти тоже.
Стоит обнаженный, бледный,
как больной или пленный.
В электрическом свете,
в шелухе по колено.

И вот тут уже все ревут,
растирая по лицам слёзы.
Даже снобы бобы, капризные вишни,
надменные розы.
Испуганные картошки
закрывают детям глаза.
Томатов тошнит, огурцы покидают зал.
Хозяин зала,
почтенный старый редис,
мрачно курит в закрытой ложе
и смотрит вниз:
испортил вечер, писака,
вечно с ними вот этот разврат.
Всё,
никаких больше луковиц --
только клубничка
и виноград.

© Шутник (Дана Сидерос)

Люди уходят тихо, почти неслышно.
Просто кому-то ты перестал быть ближним,
просто кому-то стал ты излишне важным,
чтобы к тебе привыкнуть, и потерять однажды.

Люди уходят. То от скандальной пыли,
то от того, что когда-то они любили...
То от того, что так важно им до сих пор.
Люди уходят, как будто другим в укор.

Люди уходят. Медленно по ступеням,
снова с седьмого на первый. Опять на дно.
Думать о прошлом, скучать и цедить вино,
мысленно каяться, падая на колени...

Это так глупо, что надо бы перестать,
вдруг задержаться, пусть даже у самой двери,
вспомнить, что было - и снова себе поверить.
Взвесить все трезво - и только потом решать.

Люди уходят. Тихо. Почти неслышно.
Просто кому-то ты перестал быть ближним,
просто кому-то стал ты излишне важным,
чтобы к тебе привыкнуть,и потерять однажды...

В каждом печать незаконченной им войны.
Люди уходят, чтоб возвращаться в сны.

© Copyright: Анна Кулик, 2011

Пой, танцуй и сходи с ума, дорогой подросток,
Пусть тебе уже так за двадцать, что жилы рвутся.
Пусть ледок под тобою хрусток, прикид - небросок,
Пусть ты пишешь и умираешь, а все смеются.
Это дар твой, радар твой, гроб из дубовых досок,
Солнце в донышках мисок, личное злое чудце.

Пой, покуда хватает бычки, не тянет в спячку,
Блюз дороже бабла, любовь выбивает почву;
Пой, покуда умеешь быть солнечным и бродячим,
Не ведёшься на дачку и хлопковую сорочку.
Помни: ты покупал у Бога себя на сдачу,
Вместо банки "хуча", и притом же еще в рассрочку.

Он попросит тебя назад же, тариф всё тот же,
Пару лет еще только - и снова пойдешь в продажи.
Так что пой им, голубчик, будь обожженной кожей,
Успевай отскрести их лица от ржи и сажи.
Пой сейчас. Потому что с небес опрокинут ковшик -
Зашипишь и потухнешь. И не заметишь даже.

2012 г.

© КрисАивер

Я не удержусь. Чем-то это стихотворение меня зацепило...

Этот мир — эти горы, долины, моря —
Как волшебный фонарь. Словно лампа — заря.
Жизнь твоя — на стекле нанесенный рисунок.
Неподвижно застывший внутри фонаря.

Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури

Сочинилось тут. Впервые за год с лишним. И что к чему, почему, не понимаю. Словно надиктовал кто-то.

Ну какой ты ждёшь от меня ответ?
Я предупреждал обо всём вчера:
Если навсегда - так скорее нет,
Я согласен максимум до утра.

И не стоит плакать и тосковать,
Твоё счастье не стоит ни капли слёз.
Просто начата новая глава,
Просто выброшен локон твоих волос,

Что когда-то отрезан был на долгую память мне,
Да завяли подаренные цветы.
Просто осень дала дорогу весне,
И становится раскатистым эхом "ты" -

Слово "ты", мной придуманный образ твой,
Отражаемый в серебряных зеркалах.
Просто понял я, что пока - живой,
И когда-то смертельная боль - ушла...

Я же обо всём тебе говорил вчера,
Ну какой тебе нужен ещё ответ?
Если что, я согласен на "до утра",
А вот "навсегда" - так скорее нет.

© моё

Ваше счастье настолько демонстративно…
Ваше счастье настолько демонстративно,
Что почти противно.
Ваше счастье настолько нагло, обло, озорно,
Так позерно, что это почти позорно.
Так ликует нищий, нашедший корку,
Или школьник, успешно прошедший порку,
Или раб последний, пошедший в горку,
Или автор, вошедший бездарностью в поговорку
И с трудом пробивший в журнал подборку.
Так ликует герцог, шлюху склонивший к браку,
Так ликует мальчик, нашедший каку —
Подобрал и всем ее в нос сует:
— Вот! Вот!

А мое-то счастье клевало чуть-чуть, по зернам,
но и то казалось себе позорным,
Так что всякий раз, выходя наружу из помещенья,
всем-то видом своим просило прощенья,
Изгибалось, кланялось, извинялось,
над собою тщательно измывалось —
Лишь бы вас не толкнуть, не задеть, не смутить собою,
И тем более не доставалось с бою.

Да, душа моя тоже пела,
И цвела, и знала уют.
Быть счастливым — целое дело.
Я умею. Мне не дают.

1996 Д. Быков

По мотивам разговоров со свекровью)) И даже спорить не хочется

В честь юбилея А. Иванова, пародиста
там не только Иванов

А вот это Иванов (Покамест я...) на стихи Куняева

покамест пушкин есть и блок,
литература нас врачует.
Литература нам не впрок,
покамест кобзев есть и чуев.
Покамест все чего-то ждут,
и всяк покамест что-то ищет.
Покамест нищие живут
и на кладбище ветер свищет.
Мы будем жить,а выйдет срок,
то пусть земля нам будет пухом.
И в жизни тот не одинок,
кто уважает нищих духом.
Покамест жив, цени свой труд,
в бессмертье душу окуная...
А пародисты не умрут,
покамест не иссяк куняев.

Ну еще и на Маркова

Пахла ночь, как голландский сыр,
Когда, прожевав урюк,
Ушел искать красавец Тыр-Пыр
Красавицу Тюк-Матюк.

Сто лет искал он ее везде,
На небе и под водой.
Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,
Что рядом с Кишмиш-ордой.

Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!
Полундра! Мизер! Буза!»
Хотя он не понял ни бе ни ме,
Сверкнули его глаза.

Призвал к себе их абориген,
Владыка Туды-Сюды.
И жирный лама Глотай-Пурген
Сказал им: «Аллаверды!»

Еще сказал он: «Пардон, батыр,
Битте-дритте Утюг!»
И пала в объятья красавцу Тыр-Пыр
Красавица Тюк-Матюк.

Я встретился с Богом впервые в штате Висконсин, в начале осени,
Он много смеялся, курил, говорил, что Его, дескать, тоже бросили,
Говорил, не волнуйся, прорвемся, где наша не пропадала,
Я запомнил тогда глаза Его, цвета горечи и сандала.

Потом Он исчез - я не слышал о Нем года три, поменял два дома,
В третьем как-то подзадержался - авария, месяц глубокой комы,
Он появился в моей палате, как должное, принес цветы,
Ты, говорил, не умрешь в этот раз. Не ты.

После мы вместе пробыли шестнадцать месяцев, исколесили полмира,
Он говорил без умолку, рвал газеты, ругался, что люди творят кумира
Из каждого. Потом подолгу молчал, смолил за одной одну,
И, кажется, медленно шел ко дну.

Как-то расстались бездарно, Он вышел за сигаретами, а я - в Мадрид,
Тогда мне хотелось спрятаться, забыть, наконец, что и где у меня болит,
Там и пересеклись в предпоследний раз, я сразу Его узнал
Он был...Ну, Он был Богом. Где были мои глаза?

Такой получился расклад - Он стоит, прячет улыбку свою в ладонь,
Говорит "Мы давно не виделись, здравствуй, мой друг". Создает огонь
И прикуривает - как будто мы снова идем слушать новый рок,
Как будто и не было ничего. Будто бы Он - не Бог.

А я молчу, как последний дурак, сигарету изжевываю, покрываюсь потом,
Что мне сказать Ему, что бы не вышло вычурно, не лебезить, проявить заботу,
"Здравствуй"-, мой голос срывается. Он хохочет, берет меня за плечо,
И через месяц уходит, прощаясь - "Увидимся мы еще".

Больше не виделись. Я не молюсь, не соблюдаю пост, не посещаю храм,
Я в Его честь курю, слушаю старый джаз, пью коньяк, хожу по Его следам,
И не тоскую совсем. Мне говорят, что сошел с ума, что совсем чудак -
Но Он мне сказал - мы встретимся. Будет так.

© Пушистый Вареник

Почему-то мне это напомнило Вальс на ветвях Лорки. Хотя и странно...

Раз,
и два,
и три -
листья мелькнули в окне.
Рыбка плывет по луне.
Не спит река,
но века
море поет во сне.
Лес
отпевает принцесс.
Мгла ему свечи зажгла.
Вторит монашка в дупле.
Девочка ждет на ветле.
Звякнула шишками ель,
ищет пернатую трель.
Но кровью истек соловей
в певчей печали своей.
И все печальнее мне,
потому что и раз,
и два,
и три
листья проплыли в окне.
И скрипач с головой из стекла
и картонная скрипка, и мгла,
и свеченье снегов и седин
с целым миром
один на один.
Тени мертвых и мрамор немой!
Муравейник рассвета зимой!
Где-то молится лес,
отпевая принцесс,
где-то мед на цветке.
Лягушата в реке.
Приближается сумрак
в лавровом венке.
Станет небо для ветра
высоким плетнем,
и гонимые ветки
запляшут на нем
по одной
над луной,
и вдвоем
над ручьем,
и втроем, и по-прежнему врозь,
чтобы мрамору крепче спалось.